Сообщение
Lazarus » 08.01.21 17:52
Часто можно услышать от марксистов советской школы мнение, что идентичность — это бесполезное, бессодержательное понятие, или что это всего лишь новомодное словцо, призванное вытеснить термин «классовое самосознание». Предлагаю обратиться к первоисточникам — к тому, как Ленин раскрывал это понятие:
«Классовое самосознание рабочих есть понимание рабочими того, что единственное средство улучшить свое положение и добиться своего освобождения заключается в борьбе с классом капиталистов и фабрикантов, которые созданы крупными фабриками и заводами. Далее, самосознание рабочих означает понимание того, что интересы всех рабочих данной страны одинаковы, солидарны, что они все составляют один класс, отдельный от всех остальных классов общества. Наконец, классовое самосознание рабочих означает понимание рабочими того, что для достижения своих целей рабочим необходимо добиваться влияния на государственные дела, как добились и продолжают добиваться этого землевладельцы и капиталисты». (В.И. Ленин. Проект и объяснение программы социал-демократической партии)
А что такое идентичность? Я уже приводил достаточно краткое определение из монографии «Война с историей» к.ист.н И.С. Кургинян: вообще, это единство и преемственность процессов и свойств некоторой системы. Социальная идентичность человека — это переживание сознания своей принадлежности к тем или иным социальным группам (которые, соответственно, обладают некоторым единством и преемственностью своих свойств и процессов). Личная идентичность — это единство и преемственность жизнедеятельности, целей, мотивов и установок личности.
Из цитаты Ленина видно, что классовое самосознание является частным случаем социальной идентичности. Видно также, что коммунисты занимались ничем иным, как построением этой самой классовой идентичности. (Особенно хорошо это видно на примере деятельности Пролеткульта, о которой можно прочесть в серии статей Марины Волчковой.) Оно и понятно, ведь формула Ленина была в том, что партия в России создаст класс (по-другому и быть не могло в крестьянской стране). А не наоборот. Во многом, это сделать удалось.
Однако, в итоге, большевики вынуждены были опереться в основном именно на национальную (народную), т.е. русскую идентичность («Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки Великая Русь…»). Ставка на общую классовую идентичность различных народов не до конца себя оправдала. Молодое классовое самосознание оказалось слабее, чем требовалось. Самым ярким примером тут служит фашистская Германия: немецкие рабочие в итоге пошли убивать советских рабочих, несмотря на принадлежность к одному классу.
И наоборот, победил социализм в тех странах, где он стал идейной основой именно национально-освободительного движения, т.е. задействовал эту общественную энергию: Китай, Куба, вообще Латинская Америка, Вьетнам. Во многом, это верно и для России, ведь именно красные в итоге сражались против иностранных интервентов, в отличие от белых. И хотя во Франции и в Германии тоже были свои социалистические революции, они не увенчались успехом.
Но тут читатель может усмотреть близость к идее о необходимости «межклассового мира», т.е. к идеям корпоративизма, синдикализма (при том, что на практике никакого «межклассового мира», конечно, нигде не существовало, а существовала фашистская диктатура над как бы «примиренными» классами). Конечно, в определенном смысле национальная идентичность может быть противопоставлена и бывает часто противопоставлена классовой идентичности, как это было при фашизме в Италии, Германии и т.д.
Однако у этого конфликта есть довольно простое решение: национальная идентичность должна стать классовой, коммунизм должен стать той самой «русской идеей». Но это станет возможно, если строить классовую идентичность не на пустом месте, а на уже имеющейся национальной идентичности, находя в народе те «свойства и процессы», т.е. традиции, нормы, идеи, культурное наследие и т.д., которые соответствуют новой коммунистической идеологии, по отношению к которым она была бы преемственной. Одна из ошибок большевиков в этом смысле заключалась в жестком разрыве с церковью и с православием, которое как-никак почти тысячу лет формировало русскую идентичность. Вместо большевиков попытку показать преемственность коммунизма православию предпринял, как ни странно, философ-эмигрант Бердяев.
Что же касается проблемы объединяющего потенциала классовой идентичности, то нужно напомнить, что при коммунизме должен остаться лишь один класс, а точнее, общество должно стать бесклассовым. Т.е. сложившаяся идентичность станет общей просто «по определению». К чему, по большому счету, и приблизился СССР.
