– Это, наверное, нужно перед разговором сказать. Есть такие стихотворные строки, и я считаю необходимым их тебе проговорить.
Без чего ещё на свете
Не прожить наверняка? Ты скажи.
Без правды пущей
Правды, прямо в душу бьющей,
Да была б она погуще,
Как бы ни была горька
– Почему ты мне их считаешь необходимым проговорить?
– Добавлю ещё: на прошлый день рождения ты мне ничего не подарила…
– Как это не подарила!? Я тебе задавала вопросы – ты отвечал уклончиво. Я на самом деле не знаю, что тебе подарить, потому что у тебя есть всё. Но что-то вроде я подарила.
– Нет, ровным счётом ничего. Поэтому, быть может, ты мне правду подаришь? Нематериальный подарок – материально я, видишь, какой обеспеченный, поскольку много работал и заработал. Может быть, ты мне правду подаришь, честность свою, не будешь меня обманывать? Ты готова мне такой подарок сделать? Вот я его прошу!
– Почему я должна ещё это…
– Я его прошу в добавление к этим строкам! Их написал ветеран войны, которого уже давно нет в живых. Это человек, прошедший войну и видевший, как товарищи гибнут, и это он писал. Вдумайся в эти строки – это не пустые слова.
– Понятно.
– Ты услышала эти строки?
– Услышала.
– Я этот разговор начал осенью по одной простой причине. Я с детства, начитавшись книжек много-много, верил в хорошее, всю жизнь. Я верил в доброту, в честность, в справедливость, в какие-то высшие идеалы, какие-то…
– Угу.
– Во всё самое лучшее верил. Я был реалистом в то же время. Я видел, что мир-то другой на самом деле, не так, как в книжках написано всё. Но опять же можно совмещать идеализм и реализм. Как ты успела заметить, Л., – я думаю, ты всё-таки это заметила – я и в реальном мире добился для своего возраста, ну, определённых успехов, скажем так. Благодаря своему подходу, деловой расчётливости, интеллекту, целеустремлённости. Сейчас я на расслабоне живу, но раньше я жил по-другому – ты это помнишь. Я многого добивался, старался, стремился, но при этом вот эти все качества, которые важны и ценны в деловом мире, я совмещал, Л., с внутренней верой, с детской наивной верой в хорошее. В то, что есть люди хорошие, добрые, честные, справедливые, что те, кого я считаю близкими людьми, они действительно близкие мои. Я в это верил свято, понимаешь? Свято в это верил. Есть выражение про религиозных людей: истинно, ибо верую. Верую, и всё тут, точка. Не нужны никакие доказательства. Так верят убеждённые христиане, которые верят, что Бог есть, хотя они его никогда не видели. Но они просто верят – где-то они наивные, как дети. Вот и я тоже такой же, Л., понимаешь? Я осенью начал разговор только по этой причине. Я решил рассказать тебе всё, как есть, потому что, ну, считал, что по-другому просто нельзя.
– Ты не собирался хранить долго эту тайну, короче. Можно не так красиво это оформлять.
– Л., ещё раз… Я тебе не зря процитировал эти стихи. Я надеюсь… у меня других слов нет, если честно. И у меня просьба к тебе в качестве подарка мне это преподнести. По-другому я убеждать тебя быть честной со мной не могу. У меня других слов просто нет, понимаешь?
– Но если ты мне не веришь, как говорится, пожалуйста. Если ты со мной столько лет прожил, и как бы вот разочаровался, то я не могу тебя вот прям в обратном убедить.
– Я верю, что ты вот сейчас будешь искренна – я на это очень надеюсь.
– Почему «будешь сейчас»? Я и тогда была искренна.
– Ты тогда не была искренна.
– Да как это я не была искренна!?
– Ты меня обманывала всю жизнь, всю жизнь совместную ты меня…
– Нет, я тебе говорю, прошлый октябрь, прошлый осенний разговор.
– А! Ну, возможно, да. Но не до конца опять же – к этому мы вернёмся.
– Как это «не до конца»!?
– Да так это «не до конца»!
– Ну, давай – ты меня прямо в нетерпении держишь.
– Я верю, что сейчас ты будешь со мной искренна и честна, с учётом такого вступления. Почему я разговор откладывал сейчас? Я скажу как есть. Наверное, у тебя тоже вопросы какие-то есть ко мне. Вот, Л., я тебе точно говорю, что я тебе точно скажу всю правду. Всё, что ты захочешь услышать, ты услышишь. По-другому я не могу жить. А почему я этот разговор откладывал – ответ очень простой. Есть свойство человеческой психики такое – оно знакомо категории безнадежно больных людей. Например, [Имя и отчество бывшей коллеги Л., больной раком последней стадии] могла бы это подтвердить, хотя, конечно, бесчеловечно у неё такие вещи спрашивать. Когда человек получает информацию какую-то, которую он не хочет принимать вообще – она для него очень болезненная и очень травмирующая, - психика старается, чтобы, видимо, человеку не сойти с ума, сознание старается всячески отрицать, что, ну, то, что та информация, которая есть, она имеет место быть. Сознание пытается всячески задвинуть это как бы на задний план какой-то, чтобы ему казалось, что этого нет. Тебе вот это не знакомо, а мне знакомо. Человеческая психика старается вытеснять информацию, которая может свести с ума его, и, очевидно, что это такая защитная реакция природная. Чтобы с ума не сойти, надо делать вид, что не произошло чего-то, что этого нет. Когда человеку, например, сообщают, что он болен, и жить ему недолго осталось, он говорит «ошибка какая-то – вы ошиблись, это не так!». И это состояние продолжается по-разному. Вот, Л., у меня оно продолжалось с осени и закончилось лишь недавно – меня только недавно отпустило. Хотя и до сих пор возникает что-то, что нет, фигня какая-то, да ну нафиг. Поэтому я и откладывал.
– А я откладывала, потому что не на курорте. Я откладывала тоже, а вот мне сны уже подсказывали, что, наверное, что-то есть.
– Что тебе они подсказывали?
– Ну, что ты мне изменяешь.
– Когда тебе такое снилось?
– В этом году.
– Я тебе и рассказал вообще-то.
– Нет, не в этом – в прошлом. Не осенью, а накануне. А я лежала и прокручивала – настолько это были явные сны, настолько явь, что… и там такая реакция у меня была во сне, в принципе такая адекватная. И ты мне отрицательным героем таким снился. И я потом просыпалась: вначале думаю, какой ужас, типа. Ну, а потом, что это настолько явно, такая думаю, а может, и правда? А когда ты мне осенью сказал, я думаю, великая вещь какая-то! Или интуиция или что-то свыше.
– Ну, Л., как-то он с опозданием у тебя был. Я тебе в прошлом году не изменял.
– Я не примеряла год в год. И тогда подумала, интересно, как могут такие сны присниться, когда ты не думаешь о таком. У меня к тебе никогда не было подозрений, даже мысли я не могла допустить, что ты там где-то вообще в принципе. Я была в тебе на 100 процентов уверена. Но перед осенью, хотя я не ожидала, что ты такое скажешь, меня, наверное, уже готовило к этому.
– Меня внутренне разрывало. Я в свете своих взглядов представлял, что должен поступить определённым образом, но со всех точек зрения, которые касаются практической жизни, я понимал, что это, наверное, абсурдно и глупо. Умом я понимал, что, ну, не следует, наверное, этого делать с точки зрения практичности, заботы о тебе в том числе, чтобы тебя поберечь, не пытаться свою какую-то тяжесть перекладывать, с точки зрения, что это просто непрактично, глупо и по сути бесцельно. Но опять же вот эти стихи для меня много значат, и у нас с тобой был разговор на тему того, что лучше, горькая правда или сладкая ложь. Это было на заре отношений, абстрактно, о ценностях. И ты тогда сказала, что горькая правда лучше. Как ты считаешь?
– Ну, конечно, горькая правда.
– Вот и я так считаю. Л., я тоже тебе могу сказать, что мне снился сон, что ты меня обманывала, что я не второй у тебя по счёту, не второй. И я проснулся в холодном поту в два часа ночи. Проснулся, и сердце заколотилось, как вот на темповой тренировке. Я подумал, как хорошо, что это только сон, дурной. Но это не сон оказался, понимаешь? Это оказалась правда – мне такое снилось. Я утром помнил, естественно, про него, и сверкнула мысль рассказать тебе, но подумал, какая глупость, что за чушь! А ещё, когда мы с [Имя и фамилия друга] разговаривали, я предлагал ему поспорить… Вот, Л., когда случился, ну, как бы… когда я упал на колени и голову обхватил руками, и ты мне сказала «встань – будь мужиком!», я выкрикивал тогда слова «мне говорили». Ты их не так поняла: говорили не с тобой не связываться – что с тобой не связываться, мне говорили много раз, и ты это знаешь. И кто говорил, знаешь, и то, как я к этому отнёсся, ты тоже знаешь. [Имя и фамилия друга] говорил, что ты врёшь (тон меняется на недоброжелательный), как и все женщины врут, понимаешь? И я ему предложил поспорить: часы свои против коробка спичек поспорить, понимаешь? Против коробка спичек вшивых вот эти часы.
– Не кричи, поспокойней.
– Я ему сказал «[Фамильярно-уменьшительный вариант имени друга], ты путаешь что-то, дружище».
– Поспокойней.
– Я сказал «давай поспорим с тобой!»
– Без агрессии, А., давай без агрессии.
– Давай. Я и с ним тогда разговаривал так же тоже.
– Ты сбавь немного эмоции, а то я тебя бояться уже начинаю.
– Ты поняла или не поняла!? Насколько я верил тебе, ты поняла!?
– Я поняла! Но не надо это так, как говорится, вот такими вот, вот такие вот… как говорится, предисловия.
– Л., я не могу по-другому разговаривать. Потому что ты, видимо, бездушная, и тебе всё равно, понимаешь?
– Нет, я не бездушная.
– А я не могу свои эмоции сдерживать, стараюсь, но не могу.
– Нет, я не бездушная. Я просто затоптанная.
– Я извиняюсь за несдержанность – буду стараться.
– Я затоптанная, я не бездушная.
– И когда ты говоришь «встань – будь мужиком» - как ты смеешь вообще такое говорить!? Как ты смеешь, как у тебя совести хватает!? Каким «мужиком» ещё!? Как ты смеешь такое говорить!? Ты втоптала все мои убеждения в грязь, плюнула и растерла их, понимаешь? Своей ложью, наглой ложью, циничной, понимаешь? Просто растоптала всю мою душу, всю веру в тебя, понимаешь, что ты сделала? И ты мне говоришь «встань – будь мужиком».
– Сейчас, подожди. Эмоции…
– Каким «мужиком» ещё!? Как [Фамилия бывшего мужа двоюродной сестры-СДСки-СНЖки, «пацанчика с района», быдла по сути] какой-то!? Каким «мужиком» ещё!?
– Подожди.
– Или как вот этот вот парень, с которым ты т@ахалась, – какой я должен быть «мужик»!?
– Подожди.
– Как ты смеешь мне вообще такое говорить!?
– Я не могу сейчас тебе оспаривать, потому что сейчас у тебя одним эмоции. Я не могу тебе на что-то возразить. Конкретней, поконкретней, а потом будем уже об эмоциях твоих говорить. Поконкретней, я тебя прошу, разговора. Вот это, что ты на меня нападаешь, мне такие говоришь «как ты можешь», я проглатываю это просто, и всё. И ощущаю себя просто затоптанной. Ну, дальше что, что дальше!?
– Дальше… конкретика – так конкретика. Ладно, ты меня попросила - я извинился. Я вспомнил просто разговор с другом – я был тогда сильно подавлен. Ты меня спрашивала, советовался ли я с ним, как поступить – нет, я с ним болью своей душевной делился.
– Но со мной сейчас ты не болью душевной делишься – ты такую агрессию на меня вымещаешь, что от этой агрессии я чувствую, что ты меня ненавидишь, и всё. Я не собираюсь даже, знаешь, защищаться (начинает плакать) - я буду говорить, как есть
– Л., нет. Да, я дал волю эмоциям, и я извинился за это. Мне охота от тебя услышать всё-таки правду, какая бы она ни была.
– Какую правду (сильно плачет)!? Это я от тебя ещё не дождалась никакой правды.
– Ты дождёшься её.
– Так рассказывай! Я тебя внимательно слушаю.
– Л., подожди. Давай, ты начнёшь, потому что разговор начал я, и я точно не откажусь.
– Какую правду!? Я тебе уже рассказала правду осенью.
– И я точно не совру, Л. Нет, я хочу услышать всю правду. Какую правду? Давай я тебе представлю доказательства, что ты и осенью меня обманывала.
– А., если на чашу весов ставить вот глубину того, что ты сделал и что я сделала, у тебя вообще… низкое твоё, ниже поступок, грязнее, чем у меня (снова сильнее начинает плакать). Я тебе не хотела вообще… Некоторые вообще не рассказывают то, что, как говорится, им… Вообще я не смаковала эту историю изначально с этим [Фамилия «бывшего», о котором была «сказочка»], блин. Ты меня допытывал, а я думаю, что рассказывать, если нечего рассказывать вообще?
– Потому что я чувствовал, что ты врёёёшь. У тебя были несоответствия в твоём повествовании, и было понятно, что ты врёшь, поэтому и допытывался.
– Какое несоответствие, например?
– Задачи-то другие стоят. Л., вот всё, что ты хочешь, ты узнаешь. Я тебе…
– Вот давай рассказывай. Я тебе рассказала, и потом ещё раз повторю, а от тебя я половины не услышала.
– Ты что спрашивала – я на все вопросы ответил. И ты меня обманула, а я начал разговор…
– Нет, я уже сказала осенью, и ещё раз повторю это. Но сейчас я хочу от тебя услышать ответы, а потом я ещё раз тебе скажу то, что сказала осенью. Мы остановились на моих вопросах тогда, и ты говорил, что постараешься их все не упустить. Ты хотел излагать, но времени не хватило - вот сейчас излагай.
– Ну, ты же потом другие вещи инициировала, поэтому разговор, собственно, и закончился. Давай сейчас попытаемся отбросить эмоции. Я уже извинился, что да, конечно, несдержан. Но… потому что, знаешь, это боль душевная, и я… меня не отпускало полгода. Меня не отпускало полгода то, что ты врала мне всё-таки всю жизнь, 15 лет.
– Ну, я тебе… я отклонялась.
– Ты врала, врала целенаправленно всю жизнь. Ты никуда не отклонялась – ты врала.
– Это одно. Один момент только. Я тебе больше ни по какому моменту ничего не искажала.
– Пфф. Этот момент ты врала в течение 15 лет, понимаешь?
– Потому что… Я тебе сказала мотивацию, что мне всё-таки… Я тебе сказала мотивацию.
– Какая мотивация?
– Я тебе сказала, что вот это вот я воспринимала… Ты говоришь «вот как ты так могла»? Вот так могла, потому что у меня такие убеждения, что я как бы не должна ходить, блин, не знаю, до скольки лет, блин, девственницей – вот почему (снова начинает плакать). Вот почему – меня это толкнуло на этот шаг. Я это понимала умом, что это не так должно быть, и мне это не надо вообще, и мне это противно. И чтобы эту историю, ну, как бы… тебе не показывать эту историю, я всё списала на этого [Фамилия персонажа первоначальной «сказочки»], потому что я с ним хоть как-то, знаешь, хоть как-то я с ним продолжительно встречалась. То есть больше встреч было.
– Л., я не могу понять: я причём? Почему меня надо обманывать? Почему я должен страдать? Почему я должен быть обманутым оттого, что у тебя были когда-то какие-то убеждения?
– Вот у меня такие были убеждения.
– Что надо обманывать или что?
– Не что надо обманывать.
– У тебя были убеждения, что надо обманывать, врать 15 лет – вот какие у тебя были убеждения, понимаешь? Я-то почему!? Почему нельзя было сразу-то сказать, как есть!?
– Ну, вот не сказала. Не нашла в себе смелости, понял!?
– И все годы не находила.
– Да, все годы не находила, да.
– Л., я и говорю. Я-то нашёл в себе смелость намного в худшем, наверное, ну… Да не наверное, ну… Наверное, намного в худшем сознаться, признаться честно, потому что верю… вот такие у меня глупые наивные идеалы, по современному миру. По твоим убеждениям, они тоже глупые и непрактичные.
– Если бы у тебя были такие идеалы, ты бы не кинулся… Я понимаю, если бы ты хотел изменить свою жизнь и найти более достойную девушку, потому что я тебя не устраиваю. И пришёл бы мне об этом сказал. Но ты не остался с этой девушкой, а поддался какой-то похоти, получается. Ты не собирался с ней связывать жизнь, строить отношения. И считаешь, что твоя история не грязнее моей?
– Л., я не сказал, что моя история не грязнее твоей. Я сказал лишь то, что я, исходя из своих внутренних убеждений, признался тебе во всём. Ты этого делать не собиралась. Ты меня собиралась обманывать всю жизнь. Мы перепираемся сейчас, но у тебя гарантии есть, что я в любом случае буду честен, потому начал разговор, понимаешь? И, когда дойдём, я расскажу, как докатился до жизни такой. Для меня это (измена) было личной трагедией, мир изменился, и наклейки на машине (Ангел и Демон, Ангел и Чертовка) по этому случаю.
– В смысле «изменился мир»?
– До этого случая не было в моей жизни моментов, о которых я бы легко не готов был рассказать, например, [Имя совместного ребёнка]. Неоднозначные были, и в отношениях с противоположным полом, и я тебе честно о них рассказывал. Но таких не было, но вот случился. Как он случился, я тоже расскажу. И у тебя есть гарантия, а у меня её нет, потому что ты меня обманывала на протяжении всей жизни. Ты мне лгала, цинично – лгала, да и всё.
– Я только отвечала на твой вопрос. Что ты там пытался у меня всё спросить, конкретно?
– (смешок) Но при этом ты врала, понимаешь? При этом ты врала.
– Почему? Я тебе врала, что… что какие-то презервативы были или что-то было?
– Давай тогда по-простому, раз ты отпираешься… Ты почему-то мне начинаешь [Фамилия знакомой, наглой лгуньи, которую недавно сама Л. обличала и поливала грязью] напоминать – это называется «отрицать очевидное».
– Ну, я же не могу понять, в чём, в чём ты меня уличаешь. Что я не сказала, что [Фамилия] у меня не был, а другой вот этот парень был у меня? Вот это враньё, да, я говорю, что это враньё. И что?
– Хорошо, это враньё. Тогда вспоминаем Ирину Аллегрову:
Все мы бабы стервы, милый, Бог с тобой!
Каждый, кто не первый, тот у нас второй.
Вот про тебя это тоже, получается!?
– С какой стати!?
– С такой стати!
– На что ты намекаешь? Что [Фамилия персонажа первоначальной «сказочки»] второй!?
– Что ты скрыла: я не второй, а минимум третий.
– С какой это стати!? С какой это стати!? (ОЧЕНЬ сильное возмущение).
– Мне сон снился. [Фамилия] был, вот этот был крендель, может быть, ещё кто-то был!?
– (переходя практически на крик) Да ты сходи к этому [Фамилия] на очную ставку и спроси у него! Ты уже нашёл его, как говорится, координаты. Ты пойди к нему и спроси! Ты спроси у него!
– Ты считаешь, что у тебя не было сексуальных отношений с ним или что!?
– У меня… я тебе говорю, что он импотент был. А какие могут быть тогда отношения? Если целовашки-обнимашки – это ты называешь…
– Голыми целовашки-обнимашки – это были отношения или не были отношения?
– Я считаю, что это не отношения сексуальные.
– Аааа… ну, понятно тогда. Может, у тебя ещё с десятью были отношения, но ты их тоже не считаешь.
– Половые отношения есть половые отношения, а это негенитальные отношения. В этом я тебе не врала! Они были, но это были негенитальные отношения. Я тебе сказала, что [Фамилия] был импотентом, и у него это было, скорее всего, из-за травмы. Но я не могла ему напрямую задать этот вопрос, потому что у нас настолько эти отношения были кратковременными. И я… меня больше другая сторона волновала – как сказать, эмоциональная привязанность, связь. Её не было, и меня вот как девушку… не как женщину, как какую-то проститутку, блин, и, как ты смотришь, там всякие видеоролики, блиять, развратные, всякие пошлые, блин, и, наверное, так считаешь, что я какая-то развращённая и пошлая (начинает снова плакать). Меня эта тема вообще нисколько не волновала, понял!?
– А какая ты не развращённая, не пошлая!? Какого чёрта тогда ты с кем-то другим т@ахалась просто так, без всяких чувств, без отношений, без встреч!
– Я тебе сказала почему. Я с этим человеком познакомилась, несколько раз повстречалась, и всё. Он мне внешне просто, ну, как, симпатичен был, и всё. Я не то что намеренно шла на такие отношения. Ну, просто получилось так, я это допустила и допускала. Не специально искала объект для таких отношений – я вообще его не выбирала (всхлипывает). Просто завязалось знакомство - чисто внешне он меня не отталкивал. Какие-то жесты за ним такие тоже не водились. Он трудяга, человек какой-то профессии рабочей.
– Не узнала, где он работал?
– Ну, я не запомнила просто.
– И как звали его, ты не запомнила просто?
– Нет, не запомнила – вот такая вот ирония. Я не запомнила.
– Л., ирония в том, что ты мне и сейчас, скорее всего, врёшь с вероятностью 95%. Ты помнишь даже человека, с которым ты танцевала. Извини, человека, с которым ты т@ахалась, ты не помнить не можешь. Это враньё, Л., враньё.
– Я не помню. Я не вру. Эти отношения не имели для меня такой глубины – я не запомнила, как его звали. Вот на удивление, из всех своих встреч, из всех отношений я его не запомнила.
Дольше уже.
А вот Зануда раньше высказывал мнение противоположное: что вообще не было любви, возможно, никогда. Мне тогда казалось абсурдным, а у самого было "серединка-наполовинчатое" представление. На самом деле может статься, что прав именно кто-то из вас двоих.
Придержи пока мустанга, успеешь общий вывод сделать.