Взято отсюда:
http://yablor.ru/blogs/den-aista/1739156
... мы подошли к Дому ребенка, и меня как-то аж затошнило.
Нет, все чинно, чисто - горочки, песочек, белое здание, елочки, скамеечки.
Тетеньки в беленьких халатах. Вполне себе с виду милые.
Но как представлю, что маленькие живые дети все время здесь, каждую минуту своей жизни...
Днем. Ночью. В выходные. В праздники.
ВСЕГДА.
Вечный детский сад.
Бррр...
...Вывели гулять младшую группу.
В одинаковых комбинезончиках - мальчики в голубых, девочки в розовых.
Воспитатель держит в руках веревочку, детки держатся за нее руками.
Как в мультике про обезьянок, ага.
Ходят кругами вокруг Дома.
Увидели нас, остановились, смотрят.
Воспитатель изумлена: "Вы что это у меня сегодня?"
Пошли дальше вокруг Дома.
Веревочку не отпускают ни на секунду. Ни один.
...Ещё одна площадка.
Горочка, песочек, качелька.
На скамеечке четверо малышей. Даунятки.
Воспитатель поет им песенку, играет с пальчиками, показывает все вокруг, называет. Они деловито поворачивают головенки, улыбаются, слушают внимательно, карапузики.
Увидели нас, тычут пальчиками - и крякают вопросительно, утятки: "Мямя? Мямя? Мямя?"
"Да нет, не ваши это мамы, пошли, мои хорошие..." - встает воспитательница.
Спрыгнули со скамеечки, потелепали рядышком.
... Ещё площадка.
Изумленный вскрик: "О, дядя!!!"
Залезли всей группой на скамейку, глядят через заборчик: "Дядя? Дядя! Дядя!! Дядя? Да, дядя. Дядя..."
Тетеньков-то там навалом, а дяденьки - диковинка. Таращатся во все глаза.
Смешные такие.
... Приходим на площадку, где гуляет "наша группа".
Несутся к нам, тянут руки.
Воспитатель: "Ну-ка, идите-ка сюда!"
Все горохом мгновенно возле нее.
Воспитатель строго: "Это к вам тети пришли? Нет. А почему вы к ним идете? А?"
Стоят дружным кругом, вежливо слушают.
К нам больше не подошли.
Ни один.
Пацанчик собирает игрушки, приносит и складывает поближе к нам, изо всех силенок стараясь не смотреть в нашу сторону.
Как бы просто же. Ношу и ношу, чо. Много вас таких тут ходит.
Некоторые выделываются - прыгают повыше, бегают побыстрее. Сами косятся в нашу сторону. Видели же, да же, какой я классный, а? Мне жеж важно сейчас, в мои три года, чтобы кто-нибудь видел, какой я классный... А никто внимания не обращает, шоб им... Хоть вы гляньте, что ли.
Наблюдаю.
Интересно.
Даже в таком инкубаторе - каждый разный.
И такие дети-дети...
Вот бы по домам их всех раздать, пока мелкие.
..."Нашего" мальчика нам в первый раз выдали погулять.
У мальчика дурацкая шапочка, дурацкие дырявые шортики, надетые на колготки, дурацкая стрижка, мальчик пахнет немытым телом и весь такой... казенный.
Мы даже не сразу поняли, говорит ли он фразами.
Улыбается, молчит и копает. Лопаткой песочек.
Копает прям как заведенный.
Предложила ему шишки собирать - тут же положил лопатку - собирает, как заведенный. Пока все шишки в поле видимости не собрал.
Посадили на качели - качается, как заведенный.
"Хватит качаться?" - спрыгивает с качели в ту же секунду. Ждет дальнейших указаний.
Удивительно послушный мальчик.
Ужас какой-то.
Дрессированная обезьянка прям, а не трехлетка.
Скукотища.
Смотрю, думаю, вздыхаю, размышляю, пытаюсь угадать, насколько успел поломаться и как, если что, чинить будем.
...Мама с папой (наши первые выпускники Школы усыновителей) привозили сегодня его к нам, поздравляться.
Кудрявый, чистенький, отглаженный, в бабочке и белой рубашке. Деловитый такой, трындит вовсю, характер показывает.
Хорошенький - сил нет.
На мамку похож.
Месяц всего дома.
И не надо мне тут: а как дальше будет, а кто его знает и все такое.
По-разному будет.
И хорошо, и плохо.
А может, даже и невыносимо иногда.
Как у всех, кому Бог дал ребеночка.
А пока нам просто визжать от радости хочется.
Потому что это очень правильно, когда ребенок мамин и папин, а не государственный.
С Днем Аиста тебя, Сашок!
Мама с папой, бабочка и кудри тебе очень к лицу.
Читать полностью: http://yablor.ru/blogs/den-aista/1739156
День Аиста
«Воспитание приемных детей — это не выставка достижений»
Один из страхов приемных родителей — «наследственность». Почему даже не знающий своих кровных родителей ребенок вдруг пускается «во все тяжкие», будто бы не было никаких титанических усилий приемных родителей? Наследственность всемогуща или ее все-таки можно победить? Об этом, а также о том, стоит ли сразу ждать от себя любви к приемному ребенку и говорить с ним о его прошлом, рассуждает Мария КАПИЛИНА — психолог, которая более 20 лет занимается профессиональной помощью семьям с приемными детьми.
Минное поле прошлого
— Один из самых распространенных страхов приемных родителей — «вылезет» наследственность, и повзрослевший ребенок вдруг пустится во все тяжкие. И ведь так бывает. Тогда что же, все усилия приемных родителей напрасны?
— Такие ситуации могут возникать, когда у ребенка не проработана ситуация с его прошлым, когда он начинает делать то, что делали его кровные родители, даже если он их не помнит — он таким образом как бы пытается оправдать их для себя. Это вещи социально-духовного плана, руками их не пощупаешь, но тем не менее они существуют. И это объяснимо. Ведь человеку, чтоб расти нормально, нужно опираться на реальные вещи. Кровное родство — это реальность, его никто отменить не в состоянии. Когда есть какой-то грех у кровных родителей, есть что-то, с чем-то они не справились, не решили какую-то духовную задачу, на ребенка это ложится дополнительной тяжестью. Не потому, что он виноват в грехах родителей, но, когда они не справились, ему с той же самой жизненной задачей справиться еще труднее. Потому что если нет запаса сил, нет духовного опыта, который они могли бы своему ребенку передать, то и сил у ребенка меньше. Почему так трудно приемным родителям? Потому что на них обрушивается всей тяжестью эта плита.
Приемные родители, которые не говорят с ребенком о его прошлом, просто оставляют его с ним один на один: разбираться, додумывать, относиться как к чему-то запретному. Без помощи взрослых дети все равно пытаются найти ответы на трудные вопросы, но могут приходить к таким, например, выводам: мои родители — уроды, о которых даже говорить нельзя, меня покинули, потому что я чудовище — других же не бросают.
Тема прошлого ребенка — как минное поле, которое надо обезвреживать. Это необязательно должны психологи делать, могут и родители, но надо это делать с подготовкой.
Когда есть открытое обсуждение прошлого, ребенок понимает, что была за семья у него, почему с ней произошло то, что произошло, в чем смысл его «второго рождения» — обретения приемной семьи и как он может, не отторгая свою кровную семью, в хорошем быть на нее похожим, а плохое пытаться преодолеть. И про это «плохое» в прошлом ребенка важно говорить не в терминах осуждения, а как о проблеме: алкоголизм, наркомания, воровство — эти напасти приражаются ко всем людям, и им надо давать отпор, чтобы они твоей жизнью не завладели. У некоторых людей получается бороться, а у некоторых — нет. И тогда пропадает их жизнь и жизнь их детей. Твои родители не справились, у них сил не хватило, поэтому тебе бороться будет вдвойне труднее. Но мы будем тебе помогать. Можно сказать, что «это твоя битва, и тебе надо ее выдержать, это имеет смысл не только для тебя, но и для твоих кровных родителей, через тебя, возможно, и они оправдаются». И конечно, эту битву надо вести с открытыми глазами. Тогда для ребенка это встает как жизненная задача на сознательном уровне.
Еще очень важно, чтобы ребенок понимал, что он существует не в безвоздушном пространстве. Что род, от которого он произошел, включает не только родителей, что там были еще какие-то предки, и наверняка среди них были прекрасные люди. Тема хорошего в кровной семье очень важна. Люди любят говорить о дурной наследственности, при этом все, кто имел дело с приемными детьми, знают, что у них, кроме проблем, есть и таланты, и черты характера, достойные уважения, — и, справедливости ради, не стоит забывать, что многое из этого они тоже получили из кровной семьи.
Подлинная правда
— Но ребенок может не захотеть говорить о своих кровных родителях, я знаю приемную семью, где он говорил о них исключительно «да пошли они»…
— Если ребенок так говорит, это обида за недополученную любовь, а вовсе не критическая оценка ситуации. Ничего хорошего в этом нет, и нельзя пустить это на самотек. О чем мы не хотим говорить с другими? О том, что трудно и приносит боль. Или страх — например, ребенок боится, что, если вдруг всплывет тема кровной семьи, его туда вернут, особенно если ему пару раз сказали что-нибудь про «яблочко от яблони». Да, ребенок идет дальше по жизни с другими людьми, но какое-то место в душе для кровных родителей обязательно должно быть. И над этим нужно работать. Речь идет не о том, что мы одобряем то плохое, что они сделали. Но ребенку самому предстоит стать родителем, а если он тех, кто ему жизнь дал (а дар жизни — великая вещь), будет ненавидеть — он будет ненавидеть самого себя, если он всю жизнь будет что-то доказывать своим кровным родителям — это будет блокировка для нормальной жизни.
— Если все-таки ребенок «пошел вразнос» — как приемным родителям это пережить?
— Помнить, что ничто хорошее не пропадает зря — это совершенно точно. И каким бы был ребенок без приемной семьи, неизвестно. Иной раз человек падает до самого дна, но, когда ему есть что вспомнить, есть, за что зацепиться, это шанс, что он выберется.
В приемной семье могут быть кризисы отношений. Например, реакция отделения от семьи, характерная для всех подростков, у приемных детей отягощается претензиями к взрослым за свое прошлое. А «отвечать» приходится приемным родителям — в настоящем. Скандалят в этом возрасте все, в большинстве случаев удается с помощью специалистов ситуацию «разрулить». Но вот в нашей практике было несколько случаев, когда приемные дети в подростковом возрасте внезапно начинали настаивать на уходе из приемной семьи. Не «понарошку», а всерьез. Никакие усилия удержать их не помогали. Родители переживали – казалось, как же так, все зря?! А потом, после восемнадцати лет, эти дети сами же разыскивали свои приемные семьи, восстанавливали и поддерживали (и до сих пор поддерживают) отношения с ними так, как это бывает в обычных семьях со взрослыми детьми, живущими самостоятельно. Частые приходы в гости, звонки, взаимопомощь. И близость душевная у них есть, и понимание. Этим детям надо было уйти, чтобы потом вернуться — самим.
Зачастую ребенок, только когда вырос, может ответить своим приемным родителям, что на самом-то деле он благодарен. Дети выбираются по ухабам и колдобинам, но они все равно идут своей дорогой. И все, что нужно делать — помогать им, таким, какие они есть. Полностью же мы не знаем, для чего этот ребенок родился на свет, что за жизненная задача у него, от чего его спасло наше вмешательство. Сердце человека — тайна. По поступкам иной раз мы не можем судить, что да как. И «выигрывают», если можно так сказать, те родители, которые несмотря ни на что, в глубине души верят, что все равно в их детях есть что-то хорошее. Хорошее в человеке всегда главнее, чем плохое, как бы мало ни было хорошего и как бы много ни было плохого. Хорошее — это подлинная правда про человека.
Дожить до любви
— Еще один из страхов приемных родителей — смогу ли полюбить этого ребенка как своего? Вдруг у меня не возникнет к нему никаких чувств или появятся негативные — злость, ненависть, отторжение?
— Чувства — субстанция очень изменчивая, и в жизни, в семье все строится не на чувствах, а на терпении и бесконечном принятии. Если с приемным ребенком трудно и неприятно, это не означает, что мы или ребенок плохой или что у нас нет любви. Это означает, что с этим ребенком вот так. Потому что у этих детей перекорежена жизнь. И с приемными детьми бывает по-разному. Беря ребенка, ты не знаешь, сколько там нерешенных вопросов: может, мало, а может, много. Бывает, что любовь возникает легко, сразу и обоюдно, бывает, что трудно. Но чувства — не показатель. Есть ситуации, когда ты говоришь себе — все, деваться некуда, надо делать, идти сквозь огонь и воду. При таком отношении есть шанс, что можно дожиться и до любви.
Есть некая линия, путь, которых ты придерживаешься, есть правило, которое ты себе даешь, говоришь себе: да, иногда я впадаю в отчаяние, ругаюсь, плачу, но я делаю и делаю, потому что, если я ищу, как вырастить этого ребенка, как сделать это дело максимально хорошо, мне в этом помогает жизнь. А если я буду искать, как избежать проблем, буду ориентироваться на свои чувства — тогда конечно, поведение ребенка мне не понравилось — мне хочется его вернуть.
Да, бывает, что люди все равно отступают, возвращают ребенка. Тогда это и для них огромная травма, и для него. И тут нельзя никого осуждать. Я работаю 20 лет в этой системе, и я знаю, что всякое в жизни бывает. Но пока никто не умер, всегда есть надежда на лучшее.
Просто человек, решающий взять приемного ребенка, должен понимать, что нет и не может быть никаких гарантий, что это дело будет успешным. Всегда есть момент неизвестности.
И еще, беря ребенка, человек берет его не просто для взаимного счастья — это еще некий путь испытаний, это вызов. Вызов в том числе нашему христианскому сознанию. Не поверхностному лицемерию, что вот я, как хороший христианин, должен этого ребенка терпеть и на себе тащить, — это безнравственное отношение. А настоящее отношение — это принятие человека таким, какой он есть, даже если ты не можешь радоваться тому, какой он, и понимание, что ему, такому, с самим собой гораздо хуже, чем тебе с ним. Даже если он испорченный и нет с ним никакого слада — все равно, когда ты о нем заботишься, ты делаешь это для Бога и для жизни, для того, что, может быть, это удержит его от чего-то ужасного.
Это вовсе не означает, конечно, что родители не должны ждать любви и радости. Но если у нас есть четкое представление, какой именно должна быть эта радость, мы можем пропустить важные вещи, которые на самом деле являются проявлением привязанности ребенка. Можем не увидеть и не обрадоваться там, где он действительно старается.
У приемных родителей бывает подспудный страх какого-то своего несоответствия — но это уже больше про свои задачи. На самом деле действительно в обществе бытует мнение, что вроде как родной родитель имеет право на ошибку, а приемный нет. У родного родителя ребенок чумазый и сопливый — ну, это недоглядел, бывает, а у приемного — он безответственный и т. п. Но на самом деле воспитание приемных детей — это не выставка достижений народного хозяйства. И приемные родители — обычные люди, которым бывает очень трудно. И нет, кстати, ничего зазорного в том, чтобы в сложной ситуации обратиться за помощью к специалистам. Это гораздо лучше, чем из инфантильного страха, что вот, про меня скажут, что я плохой родитель, мучиться с нерешаемой проблемой один на один.
А потом, даже и со своими детьми бывает страх — ой, я плохая мама. Что мы обычно в таких случаях себе говорим? Другой мамы у этого ребенка нет. И в какой-то момент себе нужно сказать: может быть, где-то есть человек, который мог бы сделать для этого ребенка что-то лучшее, но сейчас, кроме меня, у него никого нет, значит, я тот, кто ему нужен. И моя задача — делать это дело настолько хорошо, насколько я могу. А результат — как Бог даст.
Конечно, неправильно оправдывать плохое поведение ребенка. Но и казнить себя за человеческие ошибки — бессмысленно. Мы для этого ребенка — спутники, садовники. Но мы не всемогущи. Любой ребенок в первую очередь — Божий, во вторую — свой собственный, со своей судьбой, которая не целиком зависит от родительских вложений и ожиданий. И только в третью очередь — родительский.
Один из страхов приемных родителей — «наследственность». Почему даже не знающий своих кровных родителей ребенок вдруг пускается «во все тяжкие», будто бы не было никаких титанических усилий приемных родителей? Наследственность всемогуща или ее все-таки можно победить? Об этом, а также о том, стоит ли сразу ждать от себя любви к приемному ребенку и говорить с ним о его прошлом, рассуждает Мария КАПИЛИНА — психолог, которая более 20 лет занимается профессиональной помощью семьям с приемными детьми.
Минное поле прошлого
— Один из самых распространенных страхов приемных родителей — «вылезет» наследственность, и повзрослевший ребенок вдруг пустится во все тяжкие. И ведь так бывает. Тогда что же, все усилия приемных родителей напрасны?
— Такие ситуации могут возникать, когда у ребенка не проработана ситуация с его прошлым, когда он начинает делать то, что делали его кровные родители, даже если он их не помнит — он таким образом как бы пытается оправдать их для себя. Это вещи социально-духовного плана, руками их не пощупаешь, но тем не менее они существуют. И это объяснимо. Ведь человеку, чтоб расти нормально, нужно опираться на реальные вещи. Кровное родство — это реальность, его никто отменить не в состоянии. Когда есть какой-то грех у кровных родителей, есть что-то, с чем-то они не справились, не решили какую-то духовную задачу, на ребенка это ложится дополнительной тяжестью. Не потому, что он виноват в грехах родителей, но, когда они не справились, ему с той же самой жизненной задачей справиться еще труднее. Потому что если нет запаса сил, нет духовного опыта, который они могли бы своему ребенку передать, то и сил у ребенка меньше. Почему так трудно приемным родителям? Потому что на них обрушивается всей тяжестью эта плита.
Приемные родители, которые не говорят с ребенком о его прошлом, просто оставляют его с ним один на один: разбираться, додумывать, относиться как к чему-то запретному. Без помощи взрослых дети все равно пытаются найти ответы на трудные вопросы, но могут приходить к таким, например, выводам: мои родители — уроды, о которых даже говорить нельзя, меня покинули, потому что я чудовище — других же не бросают.
Тема прошлого ребенка — как минное поле, которое надо обезвреживать. Это необязательно должны психологи делать, могут и родители, но надо это делать с подготовкой.
Когда есть открытое обсуждение прошлого, ребенок понимает, что была за семья у него, почему с ней произошло то, что произошло, в чем смысл его «второго рождения» — обретения приемной семьи и как он может, не отторгая свою кровную семью, в хорошем быть на нее похожим, а плохое пытаться преодолеть. И про это «плохое» в прошлом ребенка важно говорить не в терминах осуждения, а как о проблеме: алкоголизм, наркомания, воровство — эти напасти приражаются ко всем людям, и им надо давать отпор, чтобы они твоей жизнью не завладели. У некоторых людей получается бороться, а у некоторых — нет. И тогда пропадает их жизнь и жизнь их детей. Твои родители не справились, у них сил не хватило, поэтому тебе бороться будет вдвойне труднее. Но мы будем тебе помогать. Можно сказать, что «это твоя битва, и тебе надо ее выдержать, это имеет смысл не только для тебя, но и для твоих кровных родителей, через тебя, возможно, и они оправдаются». И конечно, эту битву надо вести с открытыми глазами. Тогда для ребенка это встает как жизненная задача на сознательном уровне.
Еще очень важно, чтобы ребенок понимал, что он существует не в безвоздушном пространстве. Что род, от которого он произошел, включает не только родителей, что там были еще какие-то предки, и наверняка среди них были прекрасные люди. Тема хорошего в кровной семье очень важна. Люди любят говорить о дурной наследственности, при этом все, кто имел дело с приемными детьми, знают, что у них, кроме проблем, есть и таланты, и черты характера, достойные уважения, — и, справедливости ради, не стоит забывать, что многое из этого они тоже получили из кровной семьи.
Подлинная правда
— Но ребенок может не захотеть говорить о своих кровных родителях, я знаю приемную семью, где он говорил о них исключительно «да пошли они»…
— Если ребенок так говорит, это обида за недополученную любовь, а вовсе не критическая оценка ситуации. Ничего хорошего в этом нет, и нельзя пустить это на самотек. О чем мы не хотим говорить с другими? О том, что трудно и приносит боль. Или страх — например, ребенок боится, что, если вдруг всплывет тема кровной семьи, его туда вернут, особенно если ему пару раз сказали что-нибудь про «яблочко от яблони». Да, ребенок идет дальше по жизни с другими людьми, но какое-то место в душе для кровных родителей обязательно должно быть. И над этим нужно работать. Речь идет не о том, что мы одобряем то плохое, что они сделали. Но ребенку самому предстоит стать родителем, а если он тех, кто ему жизнь дал (а дар жизни — великая вещь), будет ненавидеть — он будет ненавидеть самого себя, если он всю жизнь будет что-то доказывать своим кровным родителям — это будет блокировка для нормальной жизни.
— Если все-таки ребенок «пошел вразнос» — как приемным родителям это пережить?
— Помнить, что ничто хорошее не пропадает зря — это совершенно точно. И каким бы был ребенок без приемной семьи, неизвестно. Иной раз человек падает до самого дна, но, когда ему есть что вспомнить, есть, за что зацепиться, это шанс, что он выберется.
В приемной семье могут быть кризисы отношений. Например, реакция отделения от семьи, характерная для всех подростков, у приемных детей отягощается претензиями к взрослым за свое прошлое. А «отвечать» приходится приемным родителям — в настоящем. Скандалят в этом возрасте все, в большинстве случаев удается с помощью специалистов ситуацию «разрулить». Но вот в нашей практике было несколько случаев, когда приемные дети в подростковом возрасте внезапно начинали настаивать на уходе из приемной семьи. Не «понарошку», а всерьез. Никакие усилия удержать их не помогали. Родители переживали – казалось, как же так, все зря?! А потом, после восемнадцати лет, эти дети сами же разыскивали свои приемные семьи, восстанавливали и поддерживали (и до сих пор поддерживают) отношения с ними так, как это бывает в обычных семьях со взрослыми детьми, живущими самостоятельно. Частые приходы в гости, звонки, взаимопомощь. И близость душевная у них есть, и понимание. Этим детям надо было уйти, чтобы потом вернуться — самим.
Зачастую ребенок, только когда вырос, может ответить своим приемным родителям, что на самом-то деле он благодарен. Дети выбираются по ухабам и колдобинам, но они все равно идут своей дорогой. И все, что нужно делать — помогать им, таким, какие они есть. Полностью же мы не знаем, для чего этот ребенок родился на свет, что за жизненная задача у него, от чего его спасло наше вмешательство. Сердце человека — тайна. По поступкам иной раз мы не можем судить, что да как. И «выигрывают», если можно так сказать, те родители, которые несмотря ни на что, в глубине души верят, что все равно в их детях есть что-то хорошее. Хорошее в человеке всегда главнее, чем плохое, как бы мало ни было хорошего и как бы много ни было плохого. Хорошее — это подлинная правда про человека.
Дожить до любви
— Еще один из страхов приемных родителей — смогу ли полюбить этого ребенка как своего? Вдруг у меня не возникнет к нему никаких чувств или появятся негативные — злость, ненависть, отторжение?
— Чувства — субстанция очень изменчивая, и в жизни, в семье все строится не на чувствах, а на терпении и бесконечном принятии. Если с приемным ребенком трудно и неприятно, это не означает, что мы или ребенок плохой или что у нас нет любви. Это означает, что с этим ребенком вот так. Потому что у этих детей перекорежена жизнь. И с приемными детьми бывает по-разному. Беря ребенка, ты не знаешь, сколько там нерешенных вопросов: может, мало, а может, много. Бывает, что любовь возникает легко, сразу и обоюдно, бывает, что трудно. Но чувства — не показатель. Есть ситуации, когда ты говоришь себе — все, деваться некуда, надо делать, идти сквозь огонь и воду. При таком отношении есть шанс, что можно дожиться и до любви.
Есть некая линия, путь, которых ты придерживаешься, есть правило, которое ты себе даешь, говоришь себе: да, иногда я впадаю в отчаяние, ругаюсь, плачу, но я делаю и делаю, потому что, если я ищу, как вырастить этого ребенка, как сделать это дело максимально хорошо, мне в этом помогает жизнь. А если я буду искать, как избежать проблем, буду ориентироваться на свои чувства — тогда конечно, поведение ребенка мне не понравилось — мне хочется его вернуть.
Да, бывает, что люди все равно отступают, возвращают ребенка. Тогда это и для них огромная травма, и для него. И тут нельзя никого осуждать. Я работаю 20 лет в этой системе, и я знаю, что всякое в жизни бывает. Но пока никто не умер, всегда есть надежда на лучшее.
Просто человек, решающий взять приемного ребенка, должен понимать, что нет и не может быть никаких гарантий, что это дело будет успешным. Всегда есть момент неизвестности.
И еще, беря ребенка, человек берет его не просто для взаимного счастья — это еще некий путь испытаний, это вызов. Вызов в том числе нашему христианскому сознанию. Не поверхностному лицемерию, что вот я, как хороший христианин, должен этого ребенка терпеть и на себе тащить, — это безнравственное отношение. А настоящее отношение — это принятие человека таким, какой он есть, даже если ты не можешь радоваться тому, какой он, и понимание, что ему, такому, с самим собой гораздо хуже, чем тебе с ним. Даже если он испорченный и нет с ним никакого слада — все равно, когда ты о нем заботишься, ты делаешь это для Бога и для жизни, для того, что, может быть, это удержит его от чего-то ужасного.
Это вовсе не означает, конечно, что родители не должны ждать любви и радости. Но если у нас есть четкое представление, какой именно должна быть эта радость, мы можем пропустить важные вещи, которые на самом деле являются проявлением привязанности ребенка. Можем не увидеть и не обрадоваться там, где он действительно старается.
У приемных родителей бывает подспудный страх какого-то своего несоответствия — но это уже больше про свои задачи. На самом деле действительно в обществе бытует мнение, что вроде как родной родитель имеет право на ошибку, а приемный нет. У родного родителя ребенок чумазый и сопливый — ну, это недоглядел, бывает, а у приемного — он безответственный и т. п. Но на самом деле воспитание приемных детей — это не выставка достижений народного хозяйства. И приемные родители — обычные люди, которым бывает очень трудно. И нет, кстати, ничего зазорного в том, чтобы в сложной ситуации обратиться за помощью к специалистам. Это гораздо лучше, чем из инфантильного страха, что вот, про меня скажут, что я плохой родитель, мучиться с нерешаемой проблемой один на один.
А потом, даже и со своими детьми бывает страх — ой, я плохая мама. Что мы обычно в таких случаях себе говорим? Другой мамы у этого ребенка нет. И в какой-то момент себе нужно сказать: может быть, где-то есть человек, который мог бы сделать для этого ребенка что-то лучшее, но сейчас, кроме меня, у него никого нет, значит, я тот, кто ему нужен. И моя задача — делать это дело настолько хорошо, насколько я могу. А результат — как Бог даст.
Конечно, неправильно оправдывать плохое поведение ребенка. Но и казнить себя за человеческие ошибки — бессмысленно. Мы для этого ребенка — спутники, садовники. Но мы не всемогущи. Любой ребенок в первую очередь — Божий, во вторую — свой собственный, со своей судьбой, которая не целиком зависит от родительских вложений и ожиданий. И только в третью очередь — родительский.
Кто сейчас на конференции
Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и 18 гостей