Любимые стихи и отрывки

[Panzerbear]

Сегодня ночь совсем уже не та.
И не дави назойливо на ухо
Про фитнесс свой и танец живота!
Сегодня видел я, как древняя старуха
Пыталась у метро отдать кота.
Я подошёл. Ведь думал - с голодухи..
Хотел рублей четыреста отдать,
Но видела бы ты глаза старухи!
"Возьмите котика, мне скоро помирать...
" В миру, в пыли житейской круговерти
Внезапно наступила пустота.
Старуха не своей боялась смерти,
Пыталась от неё спасти кота...©

[helger]

Старуха не своей боялась смерти,
Пыталась от неё спасти кота...©

Дополнение:

Это стихи Владимира Халецкого. У Владимира Халецкого спросили, имеет ли стихотворение прототип или же оно написано как озарение свыше... Оказалось, что в прошлом году летом он наблюдал эту историю в Москве у метро. Так хочется посоветовать многим кому плохо живётся пожаловаться Владимиру и его жене как им плохо... ведь Владимир и его жена прикованы к инвалидной коляске.

[Panzerbear]

Я подошёл

ведь Владимир и его жена прикованы к инвалидной коляске.

Ээээээ.....ну,да ладно

Отправлено спустя 4 минуты 30 секунд:
Очень жаль, что на данной территории нельзя завещать активы питомцам.

[helger]

Ээээээ.....ну,да ладно

Panzerbear, "дополнение" найдено на просторах интернета при поиске автора стихотворения.
Часть людей в интернете высказывают сомнение в авторстве Халецкого,
при этом других кандидатов на авторство пока не найдено.

[Panzerbear]

Для прочтения в темноте 5
Коденко Катерина
в к о р е и к р о н е


Не гуляй один в ноябрьской липкой тьме.
Надевай пуховик и шапку, пей чай, ешь мёд.

И ещё: ничего не проси у ясеня на холме,
а точней у того, что в коре и кроне его живёт.

Забредёшь случайно на холм – беги, если хватит сил,
если нет – уползай, спасая себя хоть так.
Да, оно исполняет желания
(попробуй не попросить).

Только вот никому пока
не понравился
результат.

*

Изучай на ощупь ветер, дожди и свет, –
ничего всё равно не удержать в руках.

Вот один парнишка любил девицу семнадцати с лишним лет.
А она его не любила. Совсем. Никак.

Он пришёл к ясеню в стылой полуденной тишине,
прислонился к стволу так, что в свитере треснул шов.

Парень тихо сказал: сделай так, чтоб она отдала своё сердце мне.

Догадайся, что он на пороге с утра нашёл.

*

Не приходит хорошее к людям из тени лесных глубин,
в мире кончились добрые чудеса.

Тут была ещё женщина. Просила, чтоб муж не бил,
и чтоб пить, естественно, завязал.

Над посёлком пахло надвигающейся зимой.
Шелестели листья в оглушительной тишине.

...муж той женщины ночью пришёл домой.
Попытался глотнуть воды

и повесился на ремне.

*

Тут ещё много кто был.
А в конце был я,
юный скептик с обветрившимся лицом.
С топором долго-долго тут, на холме стоял.
Я хотел узнать, что творится, в конце концов.

Я услышал:
смотри.
И я вижу до сих пор
как застыли на небе рваные облака.
И другой кто-то бросил с холма топор,
И пошёл в мой дом на моих ногах.

Подо мной корни гнутся змеёй-дугой,
надо мной разливается паводком стынь и синь.

Я живу в коре и в кроне, не зная, кто я такой.
Никогда ни о чём меня не проси.


© Copyright: Коденко Катерина, 2021

[АнклБоб]

"... Или мы живем только для того, чтобы есть? Тогда пускай пуля размозжит мне башку, и мой мозг, который я совершенно ошибочно считал равновеликим всей вселенной, разлетится, как пузырь из мыльной пены… Жизнь, видишь ли, это цикл углерода плюс цикл азота, плюс еще какой-то дряни… Из молекул простых создаются сложные, очень сложные, затем – ужасно сложные… Затем – крак! Углерод, азот и прочая дрянь начинают распадаться до простейшего состояния. И все. И все, Ванька…"

(с)Алексей Толстой. "Хождение по мукам", книга 3-я, "Хмурое утро".

[Panzerbear]

Максим Горький
Девушка и Смерть
I
По деревне ехал царь с войны.
Едет — черной злобой сердце точит.
Слышит — за кустами бузины
Девушка хохочет.
Грозно брови рыжие нахмуря,
Царь ударил шпорами коня,
Налетел на девушку, как буря,
И кричит, доспехами звеня:
«Ты чего, — кричит он зло и грубо, -
Ты чего, девчонка, скалишь зубы?
Одержал враг надо мной победу,
Вся моя дружина перебита,
В плен попала половина свиты,
Я домой, за новой ратью еду,
Я — твой царь, я в горе и обиде, -
Каково мне глупый смех твой видеть?»
Кофточку оправя на груди,
Девушка ответила царю:
«Отойди, — я с милым говорю!
Батюшка, ты, лучше, отойди».
Любишь, так уж тут не до царей, -
Некогда беседовать с царями!
Иногда любовь горит скорей
Тонкой свечки в жарком божьем храме.
Царь затрясся весь от дикой злости,
Приказал своей покорной свите:
«Ну-те-ко, в тюрьму девчонку бросьте,
Или, лучше, — сразу удавите!»
Исказив угодливые рожи,
Бросились к девице, словно черти,
Конюхи царевы и вельможи, -
Предали девицу в руки Смерти.
II
Смерть всегда злым демонам покорна,
Но в тот день она была не в духе, -
Ведь весной любви и жизни зерна
Набухают даже в ней, старухе.
Скучно век возиться с тухлым мясом,
Истреблять в нем разные болезни;
Скучно мерять время смертным часом —
Хочется пожить побесполезней.
Все, пред неизбежной с нею встречей,
Ощущают только страх нелепый, -
Надоел ей ужас человечий,
Надоели похороны, склепы.
Занята неблагодарным делом
На земле и грязной, и недужной.
Делает она его умело, -
Люди же считают Смерть ненужной.
Ну, конечно, ей обидно это,
Злит ее людское наше стадо,
И, озлясь, сживает Смерть со света
Иногда не тех, кого бы надо.
Полюбить бы Сатану ей, что ли,
Подышать бы вволю адским зноем,
Зарыдать бы от любовной боли
Вместе с огнекудрым Сатаною!
III
Девушка стоит пред Смертью, смело
Грозного удара ожидая.
Смерть бормочет, — жертву пожалела:
«Ишь ты, ведь, какая молодая!
Что ты нагрубила там царю?
Я тебя за это уморю!»-
«Не сердись, — ответила девица, -
За што на меня тебе сердиться?
Поцеловал меня впервые милый
Под кустом зеленой бузины, -
До царя ли мне в ту пору было?
Ну, а царь, на грех, бежит с войны,
Я и говорю ему, царю,
Отойди, мол, батюшка, отсюда!
Хорошо, как будто, говорю,
А — гляди-ко, вышло-то как худо!
Что ж?! От Смерти некуда деваться.
Видно, я умру, не долюбя.
Смертушка! Душой прошу тебя —
Дай ты мне еще поцеловаться!»
Странны были Смерти речи эти, -
Смерть об этом никогда не просят!
Думает: «Чем буду жить на свете,
Если люди целоваться бросят?»
И на вешнем солнце кости грея,
Смерть сказала, подманив змею:
«Ну, ступай, целуйся, да — скорее!
Ночь — твоя, а на заре — убью!»
И на камень села, — ожидает,
А змея ей жалом косу лижет.
Девушка от счастия рыдает,
Смерть ворчит: «Иди, скорей, иди же!»
IV
Вешним солнцем ласково согрета,
Смерть разула стоптанные лапти,
Прилегла на камень и — уснула.
Нехороший сон приснился Смерти!
Будто бы ее родитель, Каин,
С правнуком своим — Искариотом,
Дряхленькие оба лезут в гору, -
Точно две змеи ползут тихонько.
«Господи!» — угрюмо стонет Каин,
Глядя в небо тусклыми глазами.
«Господи!» — взывает злой Иуда,
От земли очей не поднимая.
Над горою, в облаке румяном
Возлежит господь, — читает книгу:
Звездами написана та книга,
Млечный путь — один ее листочек.
На верху горы стоит архангел,
Снопик молний в белой ручке держит.
Говорит он путникам сурово:
«Прочь идите! Вас господь не примет!»
«Михаиле! — жалуется Каин, -
Знаю я — велик мой грех пред миром!
Я родил убийцу светлой Жизни,
Я отец проклятой, подлой Смерти!» -
«Михаиле! — говорит Иуда, -
Знаю, что я Каина грешнее,
Потому что предал подлой Смерти
Светлое, как солнце, божье сердце!»
И взывают оба они, в голос:
«Михаиле! Пусть господь хоть слово
Скажет нам, хоть только пожалеет —
Ведь прощенья мы уже не молим!»
Тихо отвечает им архангел:
«Трижды говорил ему я это,
Дважды ничего он не сказал мне,
В третий раз, качнув главою, молвил:
«Знай, — доколе Смерть живое губит,
Каину с Иудой нет прощенья.
Пусть их тот простит, чья сила может
Побороть навеки силу Смерти».
Тут Братоубийца и Предатель
Горестно завыли, зарыдали
И, обнявшись, оба покатились
В смрадное болото под горою.
А в болоте бесятся, ликуя,
Упыри, кикиморы и черти
И плюют на Каина с Иудой
Синими, болотными огнями.
V
Смерть проснулась около полудня,
Смотрит, — а девица не пришла!
Смерть бормочет сонно: «Ишь ты, блудня!
Видно ночь-то коротка была!»
Сорвала подсолнух за плетнем.
Нюхает, любуется, как солнце
Золотит живым своим огнем
Лист осины в желтые червонцы.
И на солнце глядя, вдруг запела
Тихо и гнусаво, как умела:
«Беспощадною рукой
Люди ближнего убьют
И хоронят. И поют:
«Со святыми упокой!»
Не пойму я ничего! -
Деспот бьет людей и гонит,
А издохнет — и его
С той же песенкой хоронят!
Честный помер или вор —
С одинаковой тоской
Распевает грустный хор:
«Со святыми упокой!»
Дурака, скота иль хама
Я убью моей рукой,
Но для всех поют упрямо:
«Со святыми упокой!»
VI
Спела песню — начинает злиться,
Уж прошло гораздо больше суток,
А — не возвращается девица.
Это — плохо. Смерти — не до шуток.
Становясь все злее и жесточе,
Смерть обула лапти и онучи
И, едва дождавшись лунной ночи,
В путь идет, грозней осенней тучи.
Час прошла и видит: в перелеске,
Под росистой молодой орешней
На траве атласной, в лунном блеске
Девушка сидит богиней вешней.
Как земля гола весною ранней.
Грудь ее обнажена бесстыдно.
И на коже шелковистой, ланьей
Звезды поцелуев ярко видны.
Два соска, как звезды, красят грудь,
И — как звезды — кротко смотрят очи
В небеса, на светлый Млечный путь,
На тропу синеволосой ночи.
Под глазами голубые тени,
Точно рана — губы влажно алы.
Положив ей голову в колени,
Дремлет парень, как олень усталый.
Смерть глядит, и тихо пламя гнева
Гаснет в ее черепе пустом.
«Ты чего же это, словно Ева,
Спряталась от бога за кустом?»
Точно небом — лунно-звездным телом
Милого от Смерти заслоня,
Отвечает ей девица смело:
«Погоди-ка, не ругай меня!
Не шуми, не испугай беднягу,
Острою косою не звени!
Я сейчас приду, в могилу лягу.
А его — подольше сохрани!
Виновата, не пришла я к сроку,
Думала — до Смерти недалеко.
Дай еще парнишку обниму:
Больно хорошо со мной ему!
Да и он — хорош! Ты погляди,
Вон какие он оставил знаки
На щеках моих и на груди.
Вишь, цветут, как огненные маки!»
Смерть стыдясь тихонько засмеялась:
«Да, ты будто с солнцем целовалась.
Но — ведь у меня ты не одна, -
Тысячи я убивать должна!
Я ведь честно времени служу,
Дела — много, а уж я — стара,
Каждою минутой дорожу,
Собирайся, девушка, пора!»
Девушка — свое:
«Обнимет милый,
Ни земли, ни неба больше нет.
И душа полна нездешней силой,
И горит в душе нездешний свет.
Нету больше страха пред Судьбой
И ни бога, ни людей не надо!
Как дитя — собою радость рада,
И любовь любуется собой».
Смерть молчит задумчиво и строго,
Видит — не прервать ей этой песни!
Краше солнца — нету в мире бога,
Нет огня — огня любви чудесней!
VII
Смерть молчит, а девушкины речи
Зависти огнем ей кости плавят,
В жар и холод властно ее мечут,
Что же сердце Смерти миру явит?
Смерть — не мать, но — женщина, и в ней
Сердце тоже разума сильней;
В темном сердце Смерти есть ростки
Жалости и гнева, и тоски.
Тем, кого она полюбит крепче,
Кто ужален в душу злой тоскою,
Как она любовно ночью шепчет
О великой радости покоя!
«Что ж, — сказала Смерть, -
пусть будет чудо!
Разрешаю я тебе — живи!
Только я с тобою рядом буду,
Вечно буду около Любви!»
С той поры Любовь и Смерть, как сестры,
Ходят неразлучно до сего дня,
За любовью Смерть с косою острой
Тащится повсюду, точно сводня.
Ходит, околдована сестрою,
И везде — на свадьбе и на тризне
Неустанно, неуклонно строит
Радости Любви и счастье Жизни.

[КТхизист]

Коденко Катерина

Вот один парнишка любил девицу семнадцати с лишним лет.
А она его не любила. Совсем. Никак.

Тут была ещё женщина. Просила, чтоб муж не бил,
и чтоб пить, естественно, завязал.

Сразу заныли зубы.
Бабьё, оно и есть бабьё.
Киндер, кюхе, кирхе.

[Panzerbear]

В 12 лет я была на редкость безобразным ребенком: очень худой прыщавый глист в обмороке с большой башкой и кривыми зубами . Моя мама меня стеснялась и весь пубертатный период держала меня подальше от родственников и знакомых , на все лето отправляла меня в пионерский лагерь . Пионерлагерь состоял из бараков с детьми , домика администрации и четырех туалетов . Сортиры состояли из кирпичной коробки , ямы , закрывающего эту яму деревянного настила с дырками и дерьма с хлоркой . Дерьмо с хлоркой смердели , поэтому сортиры предусмотрительно строили как можно дальше от жилых помещений и обсаживали их кустами .
Девчонки долго думали , что я мальчишка ... В общем , со мной не дружили . В ту роковую ночь полуночный понос стал моим единственным товарищем . Срал весь лагерь: незрелые фрукты , грязные руки повара и всякое дерьмо , которое ели пионеры с голодухи сделали свое черное дело . Дырки в тубзике были обосраны расстроенными желудками 400 человек и девчонки ходили гадить парами : одна гадит , другая светит фонарем , чтоб первая не влезла в продукты распада предшественниц . Мне никто не хотел светить фонарем , поэтому в ту ночь я высеривала солянку в гордом одиночестве; в бледном свете фонаря были видны только очертания , и , сидя в сортире , я смирилась с тем , что уже влезла в чье - то скользкое говно .
Вдруг какая-то тень кинулась прямо на меня , я заорала , резко дернула неустойчивым туловищем , ноги проехались по чьему - то поносу и я вошла в очко как хорошо смазанная пуля . Fuck! Летучая мышь загнала меня по пояс в кучу говна , над головой смутно виднелось очко , если кто-нибудь сейчас придет гадить , то состояние мое сильно ухудшится . Надо выбираться!
Через полчаса , пыхтя и тихо матерясь , я достала до очка руками: это , упс , было крайне сложно - все твердые опоры были склизкими , как сопли! Ухватившись за края дыры , я подтянулась и высунула голову : от свежего ветерка закружилась голова и я удержалась на с трудом доставшихся позициях только волей к свободе . Подтянулась еще и оперлась на руки : нужно за что - то ухватиться , чтоб не соскользнуть . Все вокруг было скользким , ухватиться можно было только за поперечную деревянную балку в полуметре от меня , я с остервенением пыталась до нее дотянуться , шипя от натуги: - Ну ! Иди же сюда! Дай , я до тебя достану!..
Неожиданно меня ослепила яркая вспышка света , потом какой-то не то всхлип , не то стон , и глухой удар - я перепугалась и... скатилась обратно . Еще полчаса - и я снова над очком . Так . Тянемся... Все . Я ухватилась за балку и вылезла на цементный пол чуть дыша от радости . Отдышавшись , решила переть
к реке отмываться .
Метрах в пяти от сортира валялся директор , рядом с ним лежал разбитый фонарь подох что ли ? Я пошла на речку , отодраилась как сумела , а затем кликнула людей: может и не окочурился еще , спасти можно .
На утро нам сообщили , что у директора был удар , возвратился в лагерь он лишь под конец смены . Говорить он не мог , сидел весь день на крыльце и ему нравилось , когда к нему приходили дети . Я навещала его частенько , он меня как то поособенному любил - ведь собственно я тогда позвала к нему людей .
На следующий год нам сказали , что перед самой смертью директор ненадолго пришел в себя . Он сказал , что в ту ночь он обходил территорию лагеря , случайно услышал странное пыхтение в сортире и открыл дверь .
На него из зловонной дыры лез адский говняный лупоглазый глист , тянул к нему щупальца и шипел:
- Ну-у-у... Иди же сюда-а.... Дай , я до тебя доссстануууу!..
За лупоглазую неприятно , конечно .
День Победы

- Дуня, хочешь принять участие в спектакле?

Я чуть не сдохла от счастья прямо в кабинете физички, которая руководила школьным театральным кружком и готовила спектакль к пятидесятилетию дня победы.

- Нам нужна мать солдата, ты как раз похожа на горестную старуху, а из твоих прыщей мы сделаем шрамы от фашистских пыток. Репетиция завтра.

В сцене у меня не было не единого слова: по сценарию в избу приносили мертвого солдата, а его мать (то есть я) склонялась над ним в горе. В это время звучала тревожная музыка из аккордеона физрука, а физичка в платье из портьеры читала стих о материнском горе. На репетициях я влюбилась в своего сына: физичка настаивала на эмоциональном контакте, сын настаивал на смене матери. Я решила покорить его актерской игрой - по ночам я репетировала горе стоя над спящим отчимом, проснувшийся не вовремя отчим пересрал спросони, потом нажаловался матери, что в школе ставят спектакль о вурдалаках и поставил замок на дверь в их спальню. Физичка отметила мои актерские успехи, солдат отметил мою мрачную решимость и стал бояться.

В день спектакля я попросила у физички разрешения усилить сцену материнским поцелуем. Физичка умилилась и мы развили сцену поцелуя падением на грудь солдата и молчаливыми материнскими объятьями.

Сцена. Зал. Вносят сына. Физрук начинает наяривать на аккордеоне. Труп сына чует неладное и косится с ужасом на мать… Сдавленный хрип «сссуки!..» тонет в аплодисментах и физичкиных стихах.

Он потом меня побил, но это его не спасло: все равно все видели, как мертвый солдат на сцене обоссался…
Дуня Нефигаблина
Взвейтесь кострами, синие ночи!
Летом после восьмого класса учитель географии собрал с наших родителей по пятьдесят рублей, взял в качестве помощницы училку по музыке и потащил весь наш класс в поход. Мы перли на себе рюкзаки с тушенкой, морозили жопы в палатках, гадили под елками и все это называлось «романтикой». По вечерам дети бухали в кустах дешевую водку, а потом орали походные песни у костра, по ночам предводитель уходил с музычкой «обсуждать маршрут», а дети делились на две части по половой зрелости: гормонально готовые отправлялись по палаткам пихтиться, а незрелые и зрелые, но невостребованные отправлялись к палатке географа подглядывать. Училка оправдывала свою профессию и очень музыкально кончала, дети учились жизни и добухивали остатки водки. Проблевавшись, все ложились спать, а на следующее утро бодрый натрахавшийся географ тащил не протрезвевших детей дальше. Маршрут наш пролегал по лесам и скалам Карелии, через неделю стало скучно – трахаться со мной никто не хотел, географ был не изобретателен в сексе – зырить на его эротические игры стало неинтересно, а подглядывать за одноклассниками было опасно – сунут в рыло походным ботинком и даже не остановятся.
Невостребованным обсосам типа меня приходилось собираться вокруг костра и развлекаться страшными историями про леших, оборотней и НЛО. Пьяные и пересерившие, расходились мы по палаткам и лежа боялись до рассвета. В один из дней к нам неожиданно присоединился географ, он стал усиленно жрать водку и рассказывать, что все бабы суки. А потом сказал, что в этих местах водятся лесные твари, которые сверху как бабы, рожа у них страшная, а ноги сросшиеся – они, типа, растут как деревья из земли и руками-ветками хватают заблудившихся мужиков, и зовут этих баб - «зыти». Мы все еще больше перебздели, а потом я пошла ссать в кусты. Иду, значит, туда - а там кто-то пихтится. Блин. Иду чуть подальше – там блюет кто-то. Ну и суки, всю природу заняли. Зашла совсем подальше. Стремно до усрачки! Села, сняла штаны, тока комаров от жопы отогнала и с мыслями собралась – бац! Ветка рядом хрустнула. Я пересрала и давай на корточках пятиться к дереву, доползла - все тихо. Села. Вдруг прям рядом со мной – хрусть! И сопит! Я замерла – тварь тоже замерла, я схватила корягу с земли и вытянула шею посмотреть, чего там, и корягу в руке держу. Мама родная – в темноте блеснуло тело-ааааа!!!! Ноги сросшиеся, сверху туловище белеет и корягами ко мне тянется - зыть!!! Вдруг тварь эта на меня как бросится и корягой меня ка-ак огреет, я сначала присела, а потом как вскочу - ну уж х..р! Живой не дамся, сука, я пьяного сантехника дядю Васю зимой использованным презиком повязала! От страха и злости я зарычала и поперла на чудище – двигаться не могу, штаны внизу путаются, тыкаю палкой в тварь наугад – ничего не видно, ну и она не отстает, все ближе подбирается! Боремся с ней, боремся, темно, страшно, вдруг чувствую - силы на исходе… Что ж такое-то, всю жизнь меня за мужика принимают, вот казалось бы – нечисть, и той письку предъявляй, так не поверит! Чего ей, спрашивается, к пьяной бабе цепляться?!

Не с того не с сего, зыть сдалась, повалилась на землю и стала читать голосом географа молитву какую-то. Уххх! Я обрадовалась сначала, а потом думаю –
стоп, надо сматываться, пока он меня без трусов не увидел… штаны натянула и побежала в другой конец леса писать. Возвращаюсь к костру, а он там белый весь
рассказывает, как на него зыть напала – рожей страшная, ноги сросшиеся, и корягами к нему тянется – он ее молитвой святой отогнал.

А потом наврал, что зыть его замуж звала, только он устоял, потому что она уродина…
Дуня Нефигаблина
Детство. Отрочество. Юность.
Детство, детство, ты куда летишь?..

В детстве я сначала была очень толстой девочкой, а потом меня покормили протухшими абрикосами, и у меня случился понос. Трехнедельный. Опустошающий. Взрывной. Непредсказуемый. Я быстро сдулась и стала похожа на шарпея. Резиновая, так сказать, Зина. Суки - тогда в нашей стране еще не продавали крэмов от растяжек, а от детского мои складки начинали блестеть и еще больше привлекали внимание. Потом понос закончился и началась ветрянка. Мои складки покрылись пупырышками и зеленкой. Через три дня поле начала болезни какая-то стерва-дерматолог сказала, что у меня стригучий лишай и меня побрили налысо. Сразу после этого выпало два передних молочных зуба. Мальчишки во дворе назвали меня Уёбищем и поставили мне фингал. В этот же день к маме приехали родственники из Америки и предложили продать меня на органы.
Отрочество.
Меня лишили девственности ржавой трубой подонки из заводских казарм.

Вру, конечно, на жалость давлю. Меня никто не хотел лишать девственности – хотя я делала все, чтобы напороться на парней из заводских казарм. Я одевала красное белье и ходила гулять на заброшенные пустыри, где тусовались местные маргиналы. После моего первого появления рядом с костром основная часть этих маргиналов стала глубоко верующими людьми - я сильно страдала от угревой сыпи, а помада, которой я накрасила губы, чтобы завлечь насильника, размазалась до ушей. Пламя костра эффектно подчеркнула мое обаяние – вожак маргиналов обосрался (у него потом и в психушке кличка была –Срач). Суки, зародили во мне комплекс.

Отрочество кончилось в 14 лет. Физрук напился, накрыл мне лицо тряпкой и трахнул меня приговаривая: Господи, прости, говорят, это от прыщей помогает!

Не помогло.

Юность.

Я училась на маляршу, а он на монтера. Мы встречались в коридоре, и мое сердце билось сильнее и сфинктер сжимался от прилива чувств. У него были богатые золотые зубы и мопед, а я была просто телкой с малярного курса. На новогодней дискотеке я пригласила его на танец: было темно, и он согласился. Я была на седьмом небе! Мое счастье разбилось о цветомузыку – блядская лампа осветила мою вожделенную улыбку: он отпросился у меня в туалет и не вернулся.

Я поняла, что влюблена по уши: или он, или никто. Никто у меня уже было, теперь мне нужен был он. Я сидела в засаде в коридоре – он стал прогуливать лекции, я начала дежурить в его подъезде - соседи скинулись на кодовый замок и приказали дворнику стрелять солью в «девочку с жоповидным лицом». Я стала писать ему письма, он подумал на другую бабу, и они начали встречаться.

Мое сердце было разбито. Я не могла жить без этого чувака. Он стал смыслом моей жизни. Я готовилась к самоубийству на его свадьбе.

На весенней дискотеке все нажрались и пошли в соседний парк блевать на природу. Через два часа мой кумир лежал в одних трусах, широко раскинув ноги, и спал рядом с волосатой жопой однокурсника. Его бурые яйца вывалились из несвежих семейников, над ними летал небольшой рой весенних мух.

Как он был прекрасен!

Через месяц он отравился техническим спиртом, я перевлюбилась в трудовика.
Дуня Нефигаблина
Здраствуй, дорогая редакция!
- Здравствуйте, дорогая редакция! В своем прошлом выпуске вы писали о том, что с помощью уринотерапии возможно избавиться от множества болезней, в том числе и от прыщей. Скажите, пожалуйста, это правда?

Дуня Н., пос. Немалые Дуры.
- Здравствуй, дорогая Дуня! Мы рады, что тебя заинтересовала наша методика оздоровления организма при помощи интенсивной уринотерапии. Подробней о том, как добиться очищения кожи ты сможешь прочитать в нашей брошюре «Уринотерапия без границ» («Ссымся сами»), которую можно заказать наложенным платежом за 1500 руб.

С уважением, редакция журнала «Урина – матушка».

- Здравствуйте, дорогая редакция! Я приобрела вашу брошюру, но не нашла в ней ни слова о том, как человеку со здоровыми ногами и руками помочиться себе на спину и верхнюю губу (речь идет о пораженных прыщом участках тела). Либо верните деньги, либо вышлите инструкцию к брошюре за 1500 руб.

Дуня Н., пос.Увеличенные Дуры.

- Здравствуй, Дуня Н., мы рады, что ты выжила. В знак своего удивления высылаем тебе специальную запатентованную розовую пластмассовую насадку-разбрызгиватель и желтый полиэтиленовый пакет. Лечись!
С удивлением, редакция журнала «Урина - матушка».
- Здравствуй, любимая Уришка! Получила пакет и разбрызгиватель, начала процедуры. Площадь рассеивания превышает требуемую. Почему в комплекте нет прицела? Верните деньги или дошлите прицел (прилагаю 500 руб).

Дуня Н. пос. Гипертрофированные Дуры.

- Здравствуйте, редакция! Вы ничего не ответили на мое предыдущее письмо. Сообщаю вам о ходе эксперимента: 70% сырья (урины) пропадают даром! Родные обеспокоены состоянием ванной и думают на братишку. Пришлите эргономичный разбрызгиватель или верните деньги (прилагаю еще 500 руб на случай, если первые сперли на почте).

Дуня Н., пос. Макро Дуры

- Здравствуйте снова! Хотя вы меня и игнорируете, я продолжаю процедуры. Прыщ отступает - урина берет свое. Научилась управлять струей силой мысли, поэтому прошу вернуть отправленные ранее деньги.

Дуня Н., пос. Вселенские Дуры
- Редакция! Я здорова! В конверте с письмом прилагаю еще 1500 руб. на случай, если у Вас есть брошюра «Секреты обаяния ссаных дур» и еще 1700 руб. – если Вы имеете уникальную авторскую эксклюзивную видеокассету «Избавление от неприятного запаха при помощи горячей воды».

Целую, Дуня Нефигаблина.
- Евдокия! Не тревожьтесь более ни о чем. В конверте Вы найдете бритву и таблетку. Примите на ночь сначала бритву, а потом, для верности – таблетку.

Встретимся в аду, редакция.


- Дорогая редакция, пишут вам родные безвременно ушедшей Дуни Н.
Спасибо!
Дуня Нефигаблина

[Луна25]

Шарль Бодлер. Перевод В.Левик

И вновь промозглый мрак овладевает нами, —
Где летней ясности живая синева?
Как мерзлая земля о гроб в могильной яме,
С подводы падая, стучат уже дрова.
Зима ведет в мой дом содружеством знакомым
Труд каторжанина, смятенье, страх, беду,
И станет сердце вновь застывшим красным комом,
Как солнце мертвое в арктическом аду.

Я слушаю, дрожа, как падают поленья, —
Так забивают гвоздь, готовя эшафот.
Мой дух шатается, как башня в миг паденья,
Когда в нее таран неутомимый бьет.

И в странном полусне я чувствую, что где-то
Сколачивают гроб — но где же? но кому?
Мы завтра зиму ждем, вчера скончалось лето,
И этот мерный стук — отходная ему.

Люблю зеленый блеск в глазах с разрезом длинным,
В твоих глазах — но всё сегодня горько мне.
И что твоя любовь, твой будуар с камином
В сравнении с лучом, скользнувшим по волне.

И всё ж люби меня! Пускай, сердечной смутой
Истерзанный, я зол, я груб — люби меня!
Будь матерью, сестрой, будь ласковой минутой
Роскошной осени иль гаснущего дня.

Игра идет к концу! Добычи жаждет Лета.
Дай у колен твоих склониться головой,
Чтоб я, грустя во тьме о белом зное лета,
Хоть луч почувствовал — последний, но живой.

****
С еврейкой бешеной простертый на постели,
Как подле трупа труп, я в душной темноте
Проснулся, и к твоей печальной красоте
От этой — купленной — желанья полетели.
Я стал воображать — без умысла, без цели, —
Как взор твой строг и чист, как величава ты,
Как пахнут волосы, и терпкие мечты,
Казалось, оживить любовь мою хотели.
Я всю, от черных кос до благородных ног,
Тебя любить бы мог, обожествлять бы мог,
Все тело дивное обвить сетями ласки,
Когда бы ввечеру, в какой-то грустный час,
Невольная слеза нарушила хоть раз
Безжалостный покой великолепной маски.

*****
Вино любой кабак, как пышный зал дворцовый,
Украсит множеством чудес.
Колонн и портиков возникнет стройный лес
Из золота струи багровой —
Так солнце осенью глядит из мглы небес.
Раздвинет опиум пределы сновидений,
Бескрайностей края,
Расширит чувственность за грани бытия,
И вкус мертвящих наслаждений,
Прорвав свой кругозор, поймет душа твоя.
И все ж сильней всего отрава глаз зеленых,
Твоих отрава глаз,
Где, странно искажен, мой дух дрожал не раз,
Стремился к ним в мечтах бессонных
И в горькой глубине изнемогал и гас.
Но чудо страшное, уже на грани смерти,
Таит твоя слюна,
Когда от губ твоих моя душа пьяна,
И в сладострастной круговерти
К реке забвения с тобой летит она.

[Panzerbear]

Шарль Бодлер.

Ты на постель свою весь мир бы привлекла,
О, женщина, о, тварь, как ты от скуки зла!
Чтоб зубы упражнять и в деле быть искусной —
Съедать по сердцу в день — таков девиз твой гнусный.
Зазывные глаза горят, как бар ночной,
Как факелы в руках у черни площадной,
В заемной прелести ища пути к победам,
Но им прямой закон их красоты неведом.

Бездушный инструмент, сосущий кровь вампир,
Ты исцеляешь нас, но как ты губишь мир!
Куда ты прячешь стыд, пытаясь в позах разных
Пред зеркалами скрыть ущерб в своих соблазнах
Как не бледнеешь ты перед размахом зла,
С каким, горда собой, на землю ты пришла,
Чтоб темный замысел могла вершить Природа
Тобою, женщина, позор людского рода, —
Тобой, животное! — над гением глумясь.
Величье низкое, божественная грязь!

[Луна25]

Бодлер
Когда, небрежная, выходишь ты под звуки
Мелодий, бьющихся о низкий потолок,
И вся ты — музыка, и взор твой, полный скуки,
Глядит куда-то вдаль, рассеян и глубок,
Когда на бледном лбу горят лучом румяным
Вечерних люстр огни, как солнечный рассвет,
И ты, наполнив зал волнующим дурманом,
Влечешь глаза мои, как может влечь портрет, —
Я говорю себе: она еще прекрасна,
И странно — так свежа, хоть персик сердца смят,
Хоть башней царственной над ней воздвиглось властно
Все то, что прожито, чем путь любви богат.
Так что ж ты: спелый плод, налитый пьяным соком,
Иль урна, ждущая над гробом чьих-то слез,
Иль аромат цветка в оазисе далеком,
Подушка томная, корзина поздних роз?
Я знаю, есть глаза, где всей печалью мира
Мерцает влажный мрак, но нет загадок в них.
Шкатулки без кудрей, ларцы без сувенира,
В них та же пустота, что в Небесах пустых.
А может быть, и ты — всего лишь заблужденье
Ума, бегущего от истины в мечту?
Ты суетна? глупа? ты маска? ты виденье?
Пусть — я люблю в тебе и славлю Красоту.

Отправлено спустя 15 часов 11 минут 28 секунд:
John Prine

We had an apartment in the city
Me and Loretta liked living there
Well, it'd been years since the kids had grown
A life of their own, left us alone
John and Linda live in Omaha
And Joe is somewhere on the road
We lost Davy in the Korean war
And I still don't know what for, don't matter anymore
You know that old trees just grow stronger
And old rivers grow wilder every day
Old people just grow lonesome
Waiting for someone to say, "Hello in there, hello"
Me and Loretta, we don't talk much more
She sits and stares through the back door screen
And all the news just repeats itself
Like some forgotten dream that we've both seen
Someday I'll go and call up Rudy
We worked together at the factory
What could I say if he asks "What's new?"
"Nothing, what's with you? Nothing much to do"
You know that old trees just grow stronger
And old rivers grow wilder every day
Old people just grow lonesome
Waiting for someone to say, "Hello in there, hello"
So if you're walking down the street sometime
And spot some hollow ancient eyes
Please don't just pass 'em by and stare
As if you didn't care, say, "Hello in there, hello"

[Siberia]

дед на дне
улыбается бликами
проступает сквозь камень и воду
говорит: ты теперь вОда
тебе плыть до буйка
до того пирса
до ялика
до доски Максимыча.
а я без сил почти
смилуйся
давай полежим в позе ребёнка мордой в песок
дедушка
Добби устал
верни носок.
фигушки тебе, конопатая
проплыла пять сотен —
ещё наворачивай
как я тебя учил
чётче
скользи
дыши.
хорошо, говорю, тебе,
ты-то не тут,
где хлор и резина
лезут в глаза,
выживаешь как суккулент.
дед на дне
где-то у мыса
Фиолент.

//////////////


Я встретился с ними, перейдя выжженную солнцем поляну.
Они не живут у края дороги из-за шума. Они поселились среди невозделанных полей у ручья, о котором знают одни только птицы.
Издали кажется, что они стоят сплошной стеной. Но когда я подхожу, стволы расступаются. Они сдержанно приветствуют меня. Я могу под ними отдохнуть, освежиться, но я догадываюсь, что они за мной наблюдают и опасаются меня.
Они живут семьей: постарше в середине, а маленькие, у которых вот-вот должны появиться первые листочки, разбежались повсюду, но никто не отходит далеко.
Они умирают медленно, и умершие продолжают стоять, пока не упадут, рассыпавшись в прах.
Они касаются друг друга своими ветвями, чтобы удостовериться, все ли здесь, как это делают слепые; они гневно раскачиваются, когда подует ветер, готовый их свалить. Но между ними не бывает ссор, они ласково шепчутся друг с другом.
Я чувствую, что они должны стать моей настоящей семьей. Я быстро забуду свою семью. Деревья мало-помалу признают меня за своего, и, чтобы заслужить это признание, я научусь всему, что необходимо знать.
Я уже научился смотреть на плывущие по небу облака.
Я умею также быть неподвижным,
И я почти научился молчать.

///////////////


Отправлено спустя 11 часов 24 минуты 35 секунд:
Простите за боян, но раз уж тут выкладывают любимые вещи, не удержусь.



Когда теряет равновесие
твоё сознание усталое,
когда ступеньки этой лестницы
уходят из под ног,
как палуба,
когда плюёт на человечество
твоё ночное одиночество, -
ты можешь
размышлять о вечности
и сомневаться в непорочности
идей, гипотез, восприятия
произведения искусства,
и - кстати - самого зачатия
Мадонной сына Иисуса.
Но лучше поклоняться данности
с глубокими её могилами,
которые потом,
за давностью,
покажутся такими милыми.


Да.
Лучше поклоняться данности
с короткими её дорогами,
которые потом
до странности
покажутся тебе
широкими,
покажутся большими,
пыльными,
усеянными компромиссами,
покажутся большими крыльями,
покажутся большими птицами.

Да. Лучше поклоняться данности
с убогими её мерилами,
которые потом до крайности,
послужат для тебя перилами
(хотя и не особо чистыми),
удерживающими в равновесии
твои хромающие истины
на этой выщербленной лестнице.

Отправлено спустя 1 минуту 34 секунды:
Чтобы научиться строить отношения, важно усвоить одно очень простое правило: хорошее отношение к себе надо поощрять, плохое пресекать. И все. (с)

И немножко юмора (куда без него )

Отправлено спустя 46 секунд:
Чтобы утро было добрым, начинай его в двенадцать.
И не слишком уж активно. Аккуратно начинай.
Для начала нужно часик (или больше) поваляться.
После встать, почистить зубы, съесть конфет и выпить чай.
После чая отдыхайте полчаса (а можно часик),
лучше вытяните ноги и закутайте их в плед.
И когда вы ощутите абсолютнейшее счастье, знайте:
утро вышло добрым.
Время греть и есть обед.

//////////////

съеден по дороге
веничек мимоз
извини родная
авитаминоз

[Panzerbear]

Маргарет Троутон — Завещание кошки: Стих

Когда люди умирают, они оставляют завещание, чтобы передать своё жилище и всё, что у них есть, тем, кого они любят.
Если бы я могла писать, я бы тоже оставила такое завещание.
Бедной, тоскующей, одинокой бездомной кошке я бы оставила
мое чудесное жилище,
мою мисочку,
мою уютную кроватку,
мою мягкую подушечку,
мои игрушки
и мои любимые колени,
и ласковые гладящие руки,
и милый голос,
и место, которое я занимала в твоём сердце,
и твою любовь, которая в конце пути поможет мне уйти тихо и без страданий лежа в любимых руках.
Когда я умру, пожалуйста, не говори: «Я больше никогда не заведу себе животных, слишком тяжела потеря!»
Найди одинокую, никем нелюбимую кошку, пусть она займет мое место.
Завещаю это тебе.
Любовь, которую я оставляю, – это все, что я могу дать